Ойран
Проституция в Японии
Проституция в Японии существует уже очень давно. На протяжении всего средневековья удельные князья (даймё) вели то затихающие, то вновь разгорающиеся войны. Войска ходили в походы, самураи и простые воины гибли на поле брани или от болезней, оставались вдовы… Рыбаки уезжали на далекие ярмарки и оставляли своих жен без присмотра, лодочники увозили с собой рыбаков и уезжали сами…
В течение всей истории Японии мы видим мужчин, уезжавших далеко и надолго от дома, женщин, остававшихся без мужей, девочек, у которых не было приданого, чтобы выйти замуж. Немудрено, что в такой обстановке не мог не развиться бизнес секс-услуг.
Двумя основными видами организованной проституции Древней Японии были чайные домики (сатэн) и бани (сэнто). Девушки, соответственно, были по совместительству официантками и банщицами. Было также множество «индивидуалок».
Традиционно близкими к этой теме были актеры театра кабуки, которые были довольно бедными, ну и напомним, что сперва ими были женщины-танцовщицы, а уже потом только мужчины, некоторые из которых по совместительству были проститутами-гомосексуалами.
Наибольшее количество проституток приходилось на крупнейшие города, среди которых выделялась имперская столица Киото и центр торговли — Осака.
В 1603 году Токугава Иэясу окончательно собрал в своих руках всю полноту власти и основал сёгунат Токугава. Своей столицей он сделал Эдо (современный Токио).
Сёгуны династии Токугава были одержимы двумя страстями — к порядку и к безопасности. Естественно, наличие столь массовой и безнравственной индустрии, связанной с криминалом, никак не соответствовало представлениям сёгунов об идеальном обществе.
Однако уничтожить ее они не могли — социальную проблему «одиноких мужчин» решить было невозможно. К тому же, основными клиентами проституток были купцы, к котором сёгуны относились еще более подозрительно (они ведь ничего не производят и не воюют!).
Считалось, что мысли о развлечениях отвлекают купцов от размышлений, могущих подорвать могущество государства.
Решение нашел Сёдзи Дзинъэмон, владелец публичного дома, подавший в 1612 году прошение о «перестройке» всего секс-бизнеса Эдо.
Он предложил выделить для публичных домов отдельных городской квартал и свезти туда всех проституток столицы, поместив их под пристальный контроль полиции.
Эта идея находилась в общем русле политики сёгуната, уже предписавшего самураям жить в одном районе города, а простолюдинам — в другом.
Проститутки-юдзё
Первая петиция Сёдзи застряла в сёгунской канцелярии, и через пять лет он подал второе прошение сходного содержания. Эта бумага уже была рассмотрена и одобрена, и в том же 1617 году проект начал реализовываться.
«Веселый квартал» назывался Ёсивара. Первоначально это название значило «Тростниковое поле»,葦原(よしわら) но в дальнейшем иероглифы были изменены, чтобы значить «Веселое поле».
吉原遊廓(よしわらゆうかく)
В обмен на сотрудничество с тайной полицией в деле выявления «подозрительных личностей» публичные дома квартала Ёсивара были освобождены от налогов. Квартал был окружен рвом с водой и высокой стеной с воротами, закрывавшимися на ночь (примерно в полночь).
Девушкам (юдзё) было разрешено выходить из Ёсивара только в трех случаях: для посещения врача, по вызову в суд и во время прогулки с клиентом для любования сакурой. Во всех случаях девушку сопровождал полицейский соглядатай.
Ходить девушки имели право только босиком.
Опыт Ёсивара настолько пришелся по сердцу сёгунату, что вскоре аналогичные кварталы были образованы по всей Японии. Наиболее известными из них были Симабара в Киото и Симмати в Осаке. Слово «ёсивара» стало нарицательным — общим названием для всех «веселых кварталов».
В 1657 году очередной страшный пожар уничтожил квартал Ёсивара и почти весь Эдо. Во время глобальной перестройки города под публичные дома был выделен новый квартал, поименованный «Новый Ёсивара». Впрочем, его продолжали называть просто «Ёсивара».
Новый Ёсивара занимал около 8 гектар, на нем находилось 200 публичных домов. В Ёсиваре жили 4 тысячи проституток и примерно такое же количество обслуги. Туда запрещался вход с оружием и въезд на лошади.
Также в Ёсивара был запрещен вход самураям, но на самом деле они были постоянными его посетителями, скрывая при этом свои лица. В Новом Ёсивара было сохранено закрытие ворот на ночь, однако клиенам было разрешено ночевать в стенах квартала.
Ёсивара был засажен ивой (китайским символом проституции) и сакурой.
Выбрать девушку можно было, просто прогуливаясь по улицам Ёсивара. Проститутки сидели по сторонам улиц, на верандах публичных домов за решетчатыми стенками.
Фактически, впрочем, необходимость выбора возникала редко. Смена девушки не поощрялась, рекомендовалось, раз выбрав проститутку, «придерживаться» ее.
Отметим, что девушки тоже имели право, в некоторых пределах, отказываться или отвергать неугодных клиентов.
Выбор девушки оформлялся полуофициальным договором, чтобы со временем сменить юдзё на ее коллегу, требовалось получить согласие обоих. Конкуренция между девушками не поощрялась. Юдзё становилась как бы второй или «временной» женой клиента. Договоры заключались и фактическое «обслуживание» происходило не на территории публичных домов, а в чайных домиках, которых в Ёсивара было 400.
Клиенты довольно часто влюблялись в юдзё, и те иногда отвечали клиентам взаимностью. Богатый вдовец имел право выкупить юдзё и жениться на ней, но это было очень дорого.
Поэтому практиковались различные виды любовных клятв, знаков и договоров — татуировки, вышивки на одежде и даже взаимное отрубание мизинцев.
Периодически происходили двойные самоубийства (синдзю) — считалось, что люди, соединившиеся в смерти, соединятся и в следующем перерождении.
Наиболее привлекательные и профессиональные куртизанки назывались таю или ойран 花魁(おいらん). Они не работали в стенах «веселых кварталов» — их приглашали в особняки знатных особ, часто на несколько дней. Вообще, как и для всех слоев японского общества, для юдзё была характерна четкая иерархическая структура, в которой младшие подчинялись старшим.
花魁(おいらん)ОЙРАН
花魁(おいらん)ОЙРАН
Большая часть обитательниц кварталов была в детстве продана туда их семьями. Работорговля в Японии была запрещена, поэтому формально с девушками заключались контракты сроком на несколько (обычно пять) лет.
Фактически, однако, чтобы уйти из квартала, надо было выкупиться, а большую часть денег, зарабатываемых юдзё, съедали накладные расходы: платья, прически, косметика.
Родившиеся в квартале дети также оставались в нем учиться и работать.
Нельзя сказать, чтобы все юдзё были недовольны своей работой. Многие из них вполне осмысленно предпочитали ее браку времен Токугава, делавшему женщину запертой в доме экономкой при муже. Жены, в свою очередь, предпочитали, чтобы мужья заводили официальных любовниц-юдзё, а не шлялись по соседкам.
Несмотря на все усилия правительства, проститутки-любительницы и проститутки по совместительству (все те же банщицы) продолжали конкурировать с лицензированными юдзё. Основной формой наказания нарушительниц было переселение в «веселый квартал».
Клиента в Ёсивара, впрочем, как и в других «злачных местах», могли и ограбить, и обобрать. Кроме самих девушек, этим также промышляли сводники, среди которых были как женщины, так и мужчины.
Искусницы-гейши
Большую часть времени в Ёсивара мужчины проводили не за занятиями сексом, а за чашками саке, танцами, песнями и весельем.
Собственно, именно этого им не хватало дома, где отношения между супругами были строго кодифицированы, а излишняя веселость могла сказаться на родительском авторитете.
Поэтому, кроме собственно проституток, с самого появления квартала Ёсивара в нем работали мужчины-заводилы, совмещавшие функции массовика-затейника, тамады и аккомпаниатора пьяных песен. Их называли гэйся («искусники»), а также хокэн («шуты»).
В 1751 году в киотосском квартале Симабара появилась первая женщина-заводила. В 1761 году в Ёсивара появилась первая профессиональная женщина-гэйся.
Ею была Касэн из дома Огия, сначала работавшая юдзё, но выплатившая все долги и начавшая самостоятельный бизнес. Вскоре женщины-гэйся стали так популярны, что полностью вытеснили с этой работы мужчин.
Уже к началу XIX века термин «гэйся» (или гейша, как принято писать в России), стал обозначением исключительно женской профессии.
В отличие от юдзё, гейши работали не только и не столько в «веселых кварталах». Они приходили по вызовам всюду, где мужчины собирались на дружеские вечеринки (гейши называли их «дзасики» — буквально это переводится как «комната», клиенты — «энкай», «банкет»).
Основным достоинством гейш было умение весело и остроумно поддерживать беседу. Они шутили, читали стихи, пели песни, танцевали, аккомпанировали мужскому пению, организовывали немудреные, но веселые групповые игры.
Основным музыкальным инструментом для гейш был трехструнный сямисэн.
Официально секс в программу развлечений гейш не входил, так как они не имели на него правительственной лицензии.
В реальности, однако, все зависело от договора между гейшей и клиентом. Как и юдзё, гейши часто заводили полуофициальных поклонников-любовников и находились у них на содержании.
Руководили гейшами «матушки» (ока-сан), а сами они называли друг друга сестрами . Естественно, речь не шла об их равенстве, так как в японском нет просто «сестер», есть только «младшие сестры» и «старшие сестры». Старше считались не те гейши, кто старше по возрасту, а те, кто дольше занимается этой работой. Районы, в которых жили общины гейш, назывались ханамати — «цветочные улицы».
Как и у юдзё, у гейш была сложная система именования. У них не было фамилий, а имена переходили по наследству от предыдущих гейш этого ханамати. Обычно все эти имена начинались на корень, придуманный для этого при основании ханамати.
Гейши-ученицы назывались майко. Учились они, как и юдзё, методом «минарай» — «наблюдение и участие». В первую очередь майко учились правильно краситься, одеваться, ходить, танцевать, играть и петь. Всем этим майко и занимались, пока их старшие сестры общались с мужчинами. Именно умение свободно и раскованно, но при этом почтительно говорить считалось самым трудным в обучении гейши.
Другой важной функцией гейши во время застолья было подливать гостям саке. В Японии во время пиршества не принято наливать себе спиртное самому. С другой стороны, очень важно, кто, как и сколько кому наливает. Помимо умения наливать саке, существенным для гейши было также умение его пить или изображать, что пьешь. Зато во время банкетов гейши никогда не едят.
Концентрируясь на развлекательной стороне «дела», гейши завоевывали все большую и большую популярность. Особенно ценились и уважались гейши из Киото, города с древними культурными традициями. Однако гейши не ограничивались традициями, а постоянно изобретали новые виды причесок, расцветки кимоно, новые танцы и песни.
Как и юдзё, гейши не имели права выходить замуж, не «выйдя из бизнеса». Такое право имели только «матушки». Переход из майко в гейши обычно сопровождался потерей девственности. Эта процедура проходила практически как обряд, называлась мидзу-агэ, а совершал ее один из пожилых и уважаемых клиентов ханамити.
Современная Япония
Расцвет деятельности гейш пришелся на вторую половину XIX века. Примерно с 1840-х годов начались активные гонения на проституцию, изобретались различные схемы «перевоспитания» юдзё, и на их фоне гейши выглядели более благопристойно. К тому же, они были совершенно необходимы для достойной организации банкетов.
Как живут гейши сегодня: вся правда о современных гейшах в Японии
Разное 31 марта 2019
По-японски гейша произносится, как «гейся». Это женщина, которая развлекает гостей национальным японским пением, танцем, беседой на разные темы, проводит чайную церемонию.
Среди западных людей нередко бытует мнение, что представительницы этой профессии – те же работницы секс-индустрии. Однако оно не соответствует действительности.
Как сегодня живут японские гейши, и чем они занимаются?
Человек искусства
Издавна гейши одевались в кимоно и носили традиционную прическу и макияж. Такой их внешний вид сохранился и по сей день. В названии профессии – два иероглифа, значение которых «искусство» и «человек». То есть для японцев гейша — это женщина, связанная с искусством, а отнюдь не та, которая оказывает интимные услуги.
Такое понимание сохранилось и сейчас. При этом существуют и другие названия. Одним из крупнейших центров, где распространено искусство гейш, является Киото. Там их называют «гэйко», а учениц – «майко». В школах Токио ученицы – это «хангеку». Существует и такое общее наименование, как «о-сяку», в переводе с японского – «разливающая саке».
Сейчас в Японии среднее образование является обязательным, поэтому стать ученицей гейши в Киото и Наре девочка может, только получив школьный аттестат в 15 лет. В других районах — только после 18-ти.
Основная деятельность
Она состоит в проведении банкетов в чайных домах, в отелях, созданных по японскому типу, в традиционных ресторанах. Там гейши выступают в качестве хозяек вечеринок, развлекают гостей, при этом не только мужчин, но и женщин. Банкет, проводимый в традиционном стиле, называется «о-дзасики», что дословно переводится как «комната с татами».
В обязанности гейши входит направление общения в такое русло, которое будет способствовать веселому настроению гостей. Они могут позволить себе и легкий флирт, но при этом не должны терять достоинство.
Сегодня в Японии гейш немного. Так, если в 20-е гг. прошлого века их насчитывалось больше 80 тыс., то сейчас их не больше одной тысячи.
Основная часть находится в Токио и в Киото, в каждом из городов — приблизительно по триста человек.
Даже посетитель Гиона (самого известного района в Киото, где проживают и работают гейши) больше встречает здесь переодетых статистов, которые позируют для фотографий, чем настоящих гэйко.
Рабочее расписание
День ученицы начинается в 8 утра, а гейши – в 10. Все они отправляются на занятия различными искусствами. Такими, как: танцы, музыка, икебана и другие. Этот набор зависит и от традиций квартала, и от специализации гейши. Возвращаясь к 6-ти вечера, девушки занимаются макияжем, одевают рабочее кимоно и отправляются на банкеты.
Есть на вечеринках им запрещено, поэтому они ужинают перед работой. Прежде чем приступить к своим обязанностям, гейши должны зайти в чайный домик, где они работали накануне, и отблагодарить хозяйку. День они заканчивают около часу ночи, а иногда и позже.
О-дзасики
На таких банкетах происходит употребление еды в высоком стиле под названием «кайсэки», а также проводятся традиционные танцы и игры. При этом и клиенты, и гейши (за исключением учениц) употребляют много пива или саке. Но, как уже говорилось выше, есть гейшам не положено.
Во время о-дзасики они также занимаются обслуживанием прибывающих в Японию важных гостей. Так, в Гионе на подобных вечеринках развлекали королеву Елизавету II и американского президента Форда. Игры выглядят как соревнования в ловкости, где проигравший выпивает рюмку саке.
Другие занятия
Гейшу также нанимают для того, чтобы посетить с ней спектакль, сходить в ресторан. При этом вид облачения девушки выбирает клиент. Это может быть либо традиционное, либо обычное кимоно, либо западная одежда. А также свои умения в танцах и пении гэйко демонстрируют на фестивалях.
Они могут участвовать и в других городских мероприятиях. Например, после того, как произошло большое землетрясение на востоке страны, гейши занимались сбором пожертвований. Они стояли в людных местах рядом с ящичками для пожертвований.
Неверный имидж
Нужно отметить, что на Западе имидж представительниц этой редкой сегодня профессии как «слуги мужчин» ошибочен. Они имеют экономические свободы и более независимы, чем жены в этой стране. Вопреки расхожему мнению, гейши не являются проститутками. С самого момента возникновения их деятельности оказание сексуальных услуг за деньги им было строжайше запрещено.
Тем не менее, существуют «онсэн-гэйся», это девушки, которые недостаточно владеют профессиональным мастерством, и на горячих источниках предоставляют отдыхающим секс за деньги.
Проституток в Японии называют «юдзе». Своим внешним видом они всегда отличались от гейш. Юдзе повязывают кимоно спереди простым узлом. Это позволяет развязывать его несколько раз в день. У гейши он является сложным и находится сзади. Завязать и развязать его без чьей-то помощи нереально.
Коме того, гейши не одеваются самостоятельно, это делают специалисты под названием «отокоси». До того, как в 1956 г. в Японии был законодательно закреплен запрет на проституцию, за занятия которой сутенерам грозит смертная казнь, существовала масса предписаний для внешнего вида, позволяющих отличать гейш от куртизанок. Вплоть до того, сколько гребней и каким образом носить в прическе.
Источник: fb.ru
«Исповедь гейши»
Нью-Йорк, летние каникулы 1982 года.
Каждый год в конце июля меня неизменно посещает многочисленная японская поросль — сыновья, дочери, племянники и племянницы моих близких приятелей. Среди них были и такие, кто целых три года приходил ко мне с одним заплечным мешком. Моя двухкомнатная квартира превращалась в своего рода летний лагерь, где все спали вповалку на татами.
«Вас тут как сельдей в бочке», — шутила я. Но, поскольку они чувствовали себя замечательно, была довольна и я.
Среди молодежи была Юмико, удивительно милая девушка. Она бывала у меня каждый год. Она окончила двухгодичные курсы и теперь работала.
— В Нью-Йорк приезжает мой друг, — объявила мне моя дорогая Юмико. — Хироси — иллюстратор. Я сказала ему, что еду в Нью-Йорк, и он решил по возвращении из Европы завернуть сюда на пару дней.
Итак, приятель Юмико приехал в Нью-Йорк. Он оказался очень симпатичным юношей. Несмотря на свою профессию, он еще был почти без средств, так как был еще слишком молод. Поскольку Хироси еще нигде не остановился, я предложила ему ванну, затем накормила его, а после решила помочь устроиться в гостинице. Но мест нигде не оказалось.
— Ничего страшного. Ты можешь переночевать у меня, — предложила я ему.
Юмико и я легли в передней комнате, а ее приятель Хироси — в задней, которая, собственно, была моей спальней.
Через пять дней в Нью-Йорк приехал старший брат Хироси, который был редактором в издательстве. В отличие от Хироси для него издательство забронировало номер в гостинице. В своем выборе фирма руководствовалась дешевизной — гостиница располагалась в довольно злачном месте, вероятно, и находиться там было небезопасно. Поэтому мы решили подыскать другую комнату, но ничего не вышло.
Я чувствовала себя в роли «заботливой наседки» и посчитала, что невелика разница, ночуют у меня два или три человека. Я поселила брата Хироси вместе с ним в задней комнате.
Сам брат, господин Уэмура, вел дела издательства в Нью-Йорке. Он должен был вести переговоры с писателями и уходил рано утром. Когда Хироси, его брат и Юмико возвращались, мы проводили вечера в беседах. Господин Уэмура проявил профессиональный интерес к тому, что говорила я.
— Вы очень увлекательно рассказываете. Не хотите ли это изложить на бумаге?
— Нет, что вы, — отмахнулась я. — Чесать языком — это я еще могу, но царапать пером — увольте.
— А вы все же попытайтесь. Мне кажется, что вышло бы весьма любопытно, — горячился он. — Представьте, будто бы пишете письмо на двух-трех страницах. Ведь с письмом вы справитесь?
— Ну, письма я все же могу писать, но из меня выйдет неважный сочинитель. Да я об этом и не думала, — возразила я.
— Все же напишите-ка мне письмо, если у вас появится такое желание.
Юмико и Хироси вернулись в Токио раньше господина Уэмуры, не успевшего еще завершить свои дела. Среди постоянных хлопот о письме я вовсе забыла.
Однажды вечером мне позвонил приятель. Господин Синдо, художник, был очень взволнован и настаивал на встрече в ближайшую субботу. Его тон меня немного удивил. Обычно он спрашивал, найдется ли у меня время, но на этот раз он чуть ли не приказывал. Затем к телефону подошла его жена и также стала настаивать.
Она подробно объяснила, что у них есть давний приятель, глава известного нью-йоркского издательства. Этот близкий друг и его супруга — поклонники всего японского.
Они собрали ценную коллекцию японских картин, керамики и лаковых миниатюр, которые я позднее увижу. Эта супружеская пара совсем недавно приступила к строительству дома в японском стиле в пригороде Нью-Йорка.
Для изготовления татами, раздвижных дверей и резных украшений они пригласили мастеров из самой Японии.
По завершении строительства дома они хотели устроить своего рода новоселье в японском духе. Мак, секретарь домовладельцев, уже договорился с одним известным японским рестораном. Прислуга должна была быть в кимоно. Хозяйка же наряду со званым обедом захотела устроить японское представление.
Мак знал японку, играющую на кото, и хотел пригласить ее.
— Да, этот продолговатый инструмент с множеством струн я видела в кино и на картинах и слышала, как он чудно звучит, — согласилась хозяйка. — Но мне никогда еще не доводилось слышать сям исэн и наблюдать японский танец. Возможно, есть умеющие играть на ся-мисэне, танцевать и как-то изъясняться по-английски.
— У меня есть подруга, в прошлом настоящая симба-си-гейша. Она может изъясняться по-английски и в состоянии ответить на вопросы гостей. Как мне представляется, это то, что надо, — предложил ей художник Синдо.
На следующий же день после полудня секретарь Мак представил супругам исполнительницу на кото. Та потребовала весьма высокую плату и согласилась исполнить на званом обеде два номера. Когда все было оговорено, она спросила по-японски, будет ли кто-то еще выступать, помимо нее.
— Да, мы собираемся пригласить нашу приятельницу Кихару из Симбаси, бывшую некогда гейшей, — ответил господин Синдо.
— Однако мне было бы неприятно сидеть рядом с проституткой. Прошу, откажите ей, — потребовала исполнительница на кото.
— Похоже, вы просто не представляете, что такое симбаси-гейша. Откуда вы вообще родом? Я не позволю, чтобы мою лучшую подругу оскорбляла какая-то деревенщина! — яростно обрушился на нее господин Синдо.
— Для меня японка, презирающая других японцев, не представляет интереса, — заявил хозяин, когда ему рассказали о произошедшей стычке. Таким образом, исполнительнице на кото было отказано. По этой причине столь срочно потребовалось мое выступление. Этим и объяснялся взволнованный тон самого господина Синдо.
Вечером я принесла свой сялшсэн. Сам инструмент родом из Египта, откуда он с декой из змеиной кожи попал через Индию в Китай, а оттуда в Японию. В Америке к нему относятся не очень хорошо, так как люди здесь воспринимают кошек как домашних животных, а сямисэн впоследствии стали обтягивать кошачьей кожей.
Я сыграла инструментальные прелюдии «Таки-нагаси» и «Тикумагава», а также «Танец цветов». По просьбе я исполнила еще кое-что из первого акта оперы «Мадам Баттерфляй». Публика была в восторге. После званого обеда я переоделась и станцевала танец с опахалом «Весенние страдания», где роль рассказчика взял на себя господин Синдо.
Так как я могла ответить на различные вопросы гостей, те были весьма довольны, да и я сама неплохо развлеклась.
Потом меня стала угнетать одна мысль: никак не выходило из головы замечание той исполнительницы на кото, что она не желает сидеть рядом с проституткой. Если бы мы с ней были знакомы и я сама или мое поведение могли бы оказаться для нее неприятными, я бы это поняла.
Но мы никогда не встречались. Тем не менее она обозвала меня проституткой, поскольку я была гейшей. Здесь уже была затронута честь симбаси-гейши. Пусть она и была деревенской простушкой, но ведь многие японцы и американцы неверно представляют себе занятие гейши.
Я решила обязательно написать и объяснить людям, что же такое симбаси-гейша, чтобы остальной мир не презирал нас.
Ради моих старших подруг и сменивших нас молодых гейш мне хотелось рассказать, что же в действительности представляют собой гейши.
Я стала писать господину Уэмуре письма на двух-трех страницах, которые тот собирал, и из них выросла книга «Мемуары гейши», которая была очень хорошо принята в Японии. Затем я опубликовала вторую часть, о послевоенном времени.
Я рада, что в прошлом году был снят телевизионный фильм, а исполнительница главной роли Огиномэ Кэйко получила приз. Она прекрасно сыграла героиню Кихару в молодом возрасте.
Но дело на этом не закончилось. Пятого июня прошлого года поведанная мной история была выведена на подмостки театра «Симбаси». Опять же заглавную роль с присущим ей блеском исполнила Огиномэ Кэйко. Вместе с Мицутани Ёсиэ и Намино Курико она растрогала публику до слез.
Мои старшие приятельницы из Симбаси присутствовали на представлении в полном составе. Они делились впечатлениями: «Она как две капли воды похожа на юную Кихару» или «Своим бесстрашием и невинностью она вылитая Кихару». В газетах и журналах наши фотографии были помещены рядом.
Хотя я прежде и слыхом не слыхивала о писательском деле, теперь благодаря случаю исполнительницей на кото впервые в своей жизни нашла в нем удовольствие. Никогда не знаешь, где приобретешь, а где потеряешь.
Однако почему добропорядочные жены видят в гейшах своих заклятых недругов? Мне самой редко приходилось сталкиваться с плохим отношением ко мне сородичей как в Японии, так и в Америке только из-за того, что я некогда была гейшей, но тем не менее ощущаю это предубеждение.
«Если узнают, что моя мать была гейшей, это повредит моей карьере. Окружающие не оставят меня в покое», — все еще говорит мой сын. Чтобы добиться высокого положения на государственной службе, приходится публично отрекаться от собственной матери.
Если я, как бывшая гейша, мешаю его карьере, значит, это вредит и моей снохе. Это заставляет меня страдать.
При виде американской непредубежденности (как иначе отнеслось ко мне там мое окружение!) совершенно непонятным мне становится как выпячивание значимости школьного воспитания, так и застарелое презрение к прежним гейшам в Японии.
В Америке женщину признают как личность по ее заслугам, даже если она была некогда гейшей. Как долго еще японцы будут цепляться за свои нелепые предрассудки? Японская молодежь уже начинает проявлять значительно большее понимание. Я была бы счастлива, если кто-то благодаря моей книге расстанется со своими предрассудками в отношении гейши.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Утро в «веселом квартале»
Каждое утро хозяин ресторана с гейшами «Хана-масуи», облачившись в полосатый, подбитый ватой халат, поливал горшечные растения у входа в свое заведение.
Обычно «отцы» ресторанов с гейшами оказываются сонями. Но вот его я видела по дороге в школу уже на ногах в половине восьмого утра.
Летом на нем было короткое кимоно [1] и холщовые штаны или же вообще одна набедренная повязка, а на плечи было наброшено влажное полотенце.
В холодное время года он облачался в упомянутый стеганый халат или в ночную рубашку с накинутым сверху широкополым жилетом.
Время от времени он даже собственноручно подметал улицу метлой, хотя под его началом, конечно, было много прислуги и утибако — так называют горничных, которые помогают гейшам при одевании.
Бонсай — вот что было его всепоглощающей страстью. Стоило весной проглянуть по утрам солнцу, как он с гордостью начинал приводить их в порядок у изгороди. Он обмакивал в настой из табака кисточку и касался ею чуть ли не каждого листочка дерева, даже если то было величиной с рисовое зерно.
Тогда, в начале эры Сева, еще не было и в помине пестицидов вроде ДДТ. Табачный настой служил средством борьбы с вредителями бонсая.
Наш квартал относился к кёкати — лицензионному кварталу (простой народ называл его «веселым»). А это значило, что там могут работать рестораны с гейшами и чайные домики.
К подобным особым кварталам в Токио тогда относились Ямасиро-тё, Ха-тикан-тё, Сигараки-дзиммити и Компару-симми-ти — названия, которые часто встречаются в романах Идзуми Кёка или Нагаи Кафу.
Ныне они примерно соответствуют области восточнее и западнее шестого, седьмого и восьмого кварталов Гиндзы. Прежде они стояли особняком.
Весь канал Сандзиккэнбори был запружен плавучими ресторанами, которые теснились там уже с эпохи Эдо. Неподалеку, рядом с театром «Симбаси» и вблизи храма Хонган в районе Цукидзи, располагались солидные рестораны, которые вмещали более сотни посетителей.
Мой путь в школу пролегал мимо бесчисленных, обступающих друг друга заведений с гейшами, стоянок рикш, купален и парикмахерской, знаменитой своими национальными японскими прическами.
Переулочки были запружены лавками, торгующими необходимыми для гейш товарами вроде украшений для волос, белой пудры, губной помады и дамских сумочек.
Помимо этого, здесь можно было найти даже специализированные магазины, где продавались гэта и особые зонтики для гейш от солнца либо дождя. На углу восьмого квартала располагалась контора работников заведений с гейшами — союза гейш.
Около половины восьмого, в квартале все еще царил ночной покой. Лишь скрип повозки молочника изредка нарушал полную тишину. После ночного дождя на изгороди можно было увидеть пару сохнущих черных тэта или же под навесом у самого входа полощущиеся на ветру таби и воротнички для кимоно.
Мне тогда было семнадцать, я носила матроску и длинную косу. Чаще приходилось спешить, не оглядываясь по сторонам. Но когда я проходила мимо «Ханамасуи», то порой смотрела на хозяина заведения.
Конечно, я была ему знакома, однако он постоянно был занят своим делом: либо подметал улицу, либо возился со своими любимыми бонсай. Он и не мог представить, что молодая девушка с уложенной вокруг головы косой была гейшей Кихару, с которой тот так часто непринужденно болтал в лифте конторы гейш.
В седьмом квартале, что в западной части Гинд-зы, как раз позади современного здания Кэйкиндзо-ку, располагалось издательство «Народная газета». Напротив же находилась купальня Компару-ю. Там работал один сансукэ, то есть банщик, который внешне походил на актера Такада Кокити.
Насколько я знаю, в других кварталах сансукэ терли посетителям лишь спины, но в квартале гейш они прислуживали нам при мытье волос и бритье шеи. Многие молодые гейши посещали именно эту баню. Моя подруга Томака через день отправлялась туда мыть голову, так что ее кожа на голове буквально горела.
Слева от купальни держал свое заведение торговец сакэ Насимура, где наряду с сакэ он торговал древесным углем и дровами. Госпожа Насимура прежде была утибако в большом ресторане с гейшами «Каватацунака».
В непосредственной близости располагалось еще четыре или пять подобных заведений, а немного дальше, с правой стороны, был прелестный ресторанчик, славящийся жареными сардинами.
Поскольку сам владелец некогда работал корреспондентом большой ежедневной газеты «Асахи Симбун», ресторан был излюбленным местом журналистов, актеров и литераторов.
Ресторан существует и поныне, и, как мне известно, им заведует его сын, господин Кигэн.
Мы жили как раз напротив лавки Насимуры, торгующей сакэ. Каждое утро я шла отсюда пешком к вокзалу Симбаси и поездом отправлялась в Отяно-мидзу. Оттуда уже было рукой подать до «Первой языковой школы» в районе Хонго-Кинсукэ.
Всякий раз, выходя в Отяномидзу, я попадала в круговорот прибывших на работу загородников, так что в этот час пик каждое утро мне встречались одни и те же лица.
Со временем я стала здороваться с некоторыми людьми, встречая их на платформе, на выходе или же перед самим вокзалом.
Среди них был и Ота Сабуро, работник внешнего ведомства. У него был старший брат, Ота Итиро, который также состоял на службе в министерстве иностранных дел, в азиатском отделе.
Они часто бывали на приемах, которые устраивало их ведомство. Кроме того, я виделась с Сабуро чуть ли не каждое утро. Но я всегда потупляла взор, пытаясь быстро прошмыгнуть мимо, чтобы не встретиться с ним случайно глазами.
Как раз накануне вечером я повстречала его на приеме в Ямагути, где была одна молодежь. Мы все — и гости и гейши — чудесно повеселились.
На следующее утро мы столкнулись лицом к лицу при выходе с перрона, и у него появилось такое выражение на лице, как и у хозяина заведения «Ханамасуя», словно я ему знакома. Ничего удивительного, ведь мы весь прошлый вечер проболтали, и он подтрунивал надо мной:
— Малышка Кихару, ты еще так юна, а уже неплохо зарабатываешь. Ты бываешь чуть ли не на каждой вечеринке. Определенно, у тебя большие сбережения.
— Что верно, то верно. И я заработаю еще больше и с этим приданым выйду замуж.
— Вот и чудесно, выходи за меня!
— Правда? Вы хотите жениться на мне? Тогда я со всем своим приданым перейду к вам.
— Я могу принять только твое приданое. Но заполучить еще тебя, этого я не заслуживаю.
Это возмутило мою подругу Котоё:
— Какое бесстыдство! Как может повернуться язык сказать такое!
Мы рассмеялись. А на следующее утро на вокзале он несколько раз смущенно обернулся в мою сторону.
В один из следующих вечеров я наверняка встречу его в Синкираку или Ямагути. А утром опять…
Я усмехнулась про себя и продолжила путь в школу.
Во время выходов мы должны появляться в чайных домиках исключительно в праздничной прическе симада и в официальном, украшенном гербами длиннополом кимоно. Кто появлялся в крепдешиновом или с простым рисунком кимоно, того распорядительница вечера или хозяйка заведения тотчас отправляла переодеваться.
Такие встречи назначались на вечер с 18 до 21 часа, и заказы на них делались загодя, за несколько недель. Около 21 часа появлялась хакоя, прислуга, чтобы переодеть гейш. Теперь уже разрешалось облачаться в более простые или крепдешиновые кимоно, и даже можно было более свободно завязать оби, иначе говоря, с 21 часа гейшам разрешалось вести себя более раскованно.
Но по-настоящему торжественные встречи происходили большей частью между 18 и 21 часом. В течение вечера давались различные представления: выступали рассказчик ракуго, комик, фокусник или артисты варьете, а под конец по желанию гостей гейши устраивали традиционные танцы.
Как продавали “временных” жен в Японии
«Временные» жены появились еще в Древнем Риме. Дам, которые жили с мужчиной и имели близкие отношения называли конкубина, что переводится как «сожительница», или «наложница». От многоженства такие союзы отличались тем, что супруга и рожденные от этой связи дети не имели права на наследство отца.
Свадебной церемонии при таких отношениях не было, как и претензий мужчины, если «временная» жена уйдет к другому. В римском праве конкубинат означает постоянное и дозволенное законом сожительство. Подобные союзы известны и в исламском Иране. Такие отношения допускаются на определенный срок, поскольку в правовой системе страны это считается законным.
Продолжительность брака, как и размер выкупа, который муж передавал временной жене, определялись соглашением сторон. По истечении срока действия уговора брак прекращался. В христианской же Европе это считалось блудом.
А вот в Японской империи 19-го века «Институт временных жен» существовал, поскольку страна не исповедовала христианство и сожительство не нарушало законов. Например, роман Валентина Пикуля «Три возраста Окини-сан» повествует о любви русского морского офицера и японки, исполнявшей функции жены по контракту.
В опере «Мадам Баттерфляй»Джакомо Пуччини рассказывается о совместной жизни японки Чио-Чио-Сан иамериканского лейтенанта морского флота Пинкертона. Существовали ли у героев реальные прототипы? Кем в реальности были эти женщины и откуда пошла традиция?
Кадр из фильма «Мадам Баттерфляй»Кадр из фильма «Мадам Баттерфляй»
Кто хотел временно «жениться»
Дорогу в Японию проложили русские моряки, торговцы и дипломаты. Российский флот базировался во Владивостоке и зимовал в Нагасаки. Россияне оценили покорных японских красавиц, изящно прислуживающих во время чайной церемонии.
В конце 19 века в прибрежных портовых городах Японии появился институт «временных» жен — мусуме. Русские офицеры заключали с местными женщинами контракт сроком от одного месяца до нескольких лет, по которому за ежемесячную плату девушки предоставляли услуги «жены». Известно, что им платили $10-15 в месяц.
Мужчины же должны были обеспечивать их жильем, едой и наемной прислугой. Разорвать брак можно было в любое время. Невинные девушки особенно ценились. Мусуме в основном были девочки, не достигшие 13 лет. Часто в такие отношения уходили дочери бедных японских крестьян и ремесленников.
Иногда для необеспеченной девушки это становилось единственным способом заработать на приданое и выйти потом замуж.
В мемуарах «Книга воспоминаний» князь Александр Михайлович. внук Николая I, вспоминал о «временной» жене, которую взял, пребывая в Японии. В 1886 году он совершил кругосветное путешествие и остановился в Нагасаки.
Японскими красавицами увлекался и писатель Антон Павлович Чехов. Путешествуя на Сахалин, он заехал в Японию, откуда привез местную девушку. Японка недолго жила в доме литератора, поскольку это вызвало протест его сестры Марии Павловны.
Когда брат отсутствовал, Мария Павловна избавилась от девушки, о судьбе которой до сих пор неизвестно.
Кто такая Чио-Чио-сан
У знаменитой Чио-Чио-сан, «мадам Баттерфляй» из одноименной оперы Пуччини существовал реальный прототип. В 1885 году в Нагасаки прибыл офицер французского флота, писатель Пьер Лоти. Он прожил в Японии два месяца, за которые успел взять себе мусуме по имени О-Кику-сан.
Так в стране называли красивых японок, сравнивая их с хризантемой и солнцем. Спустя два года он посвятил ей повесть «Мадам Хризантема». Действие оперы Пуччини тоже разворачивается в Нагасаки в конце 19 века.
Книга Лонга также содержала факты, которые ему поведала его сестра Сара Джейн, жившая в Нагасаки с супругом-миссионером в 1890-е годы. Это была история о шотландце Томасе Гловере и его временной жене Каге Маки.
Женщина работала в чайной под именем Чо-сан, или мисс Баттерфляй, что переводится как «бабочка». По роману Лонга американский драматург Дэвид Беласко создал пьесу «Гейша», которую Пуччини поставил в 1900 году в Лондоне.